Юлия Ландау.

Радиопунктик.

Некоторые понимают, что они делают, остальные – нет, но это их не останавливает. Последнее справедливо для меня и для того, чем я занимаюсь на Радио Эх, точнее – занималась раньше, поскольку на самом деле я была вынуждена недавно переехать из Фрайбурга и могу теперь присутствовать там только мысленно или как дух. Может быть, я работала в русской редакции, чтобы получить свою дозу адреналина, бесплатный и персональный экстази-крэко-

героинозаменитель ? Снова и снова, когда джингл подходил к концу, и я вдруг видела, что интервью я забыла дома, или удивлялась, почему всемирно известный русский бард Владимир Высоцкий начинает завывать по-маррокански, когда я увеличиваю и увеличиваю громкость, пока не замечаю, что всё ещё стоит кассета «Голоса Африки»... Или по дороге на радио, на велосипеде по голубому мосту, задыхаясь, успеть прихватить запись концерта для передачи... Ставишь тупую иглу на сорокопятку, и она раскручивается на 180 оборотов, потому что снова кто-то что-то как-то переключил. Если бы все эти муки описывались словами «очаровательно хаотично», или «симпатичный дилетантизм», или «освежающе аутентично», или «наконец-то что-то достоверное в пластиковом мире медиа» ! Если хотя бы одно из этих клише не прозвучало уже десять тысяч раз за десятилетнюю историю Радио Dreyeckland, тогда да, можно было бы попробовать себя этим успокоить. Иначе остаётся только жалкая надежда: «О Госпо- ди ! – будем считать, что нас опять никто не слышит».

Недавно чёрт дёрнул меня сидеть во время праздников в пустой студии. Передо мной – микрофон, приделанный к ножке от раздвижной школьной лампы, снизу – вращающийся стул, который мерзко крякает при каждом движении, иногда заменяя этим музыкальную заставку, а впереди, дальше за микрофоном,– открытый, бесконечный эфир... Надтреснутый от долгого говорения голос всасывается оранжевой микрофонной губкой, любое и без того легковесное слово исчезает там навсегда. Ничего не выудить обратно, можно в лучшем случае попытаться залатать поверх сказанного. Идея моей передачи, – а я разумно выбрала подходящую для одинокого голоса тему: алкоголизм, – всё больше исчерпывалась. Я попробовала взять пустую бутылку из-под водки, чтобы при помощи звука овладеть ситуацией. Мне показалось, что я и эта украинская водочная бутылка остались одни в совершенно безлюдном эфире... Почва явно заколебалась у меня под ногами. Пришлось ухватиться за ясные, отчётливые конструкции и открыть захваченный на всякий случай руский математический задачник. В бескрайнюю и безответную даль я начала громко спрашивать: «Сколько бабушек на мотоциклах доедут от Камчатки до Одессы, если бабушка с объёмом двигателя 10 литров оказывается на заправке в пятьдесяти метрах перед бабушкой с 45-ю лошадиными силами, которая только через 574 метра...» И так далее, и так далее... От обилия цифр я стала запинаться. В голове не прояснилось, наоборот, всё как-то ещё больше запуталось. И я схватилась за соломинку: «Итак, дорогие радиослушатели, решение вы узнаете в нашей следующей передаче, а на сегодня мы прощаемся в вами, вы слушали Радио Эх, 102,3 Мегагерц, до свиданья, до новых встреч ! До свиданья ! Пока !»

Через год, на вечеринке: «Эй, Лина, я когда-то слышал тебя по радио, ты задала там задачу, я потом всю ночь считал и специально через неделю включил приёмник – но решения вы так и не передали !!»

Julia Landay, Radio ECH, 2000

перевод с немецкого К. Щербицкого.